Список произведений

Кланси
Джеймс Хэрриот, «Собачьи истории»

Глухое ворчание, зарождавшееся где-то в самых недрах грудной клетки, зарокотало в моем стетоскопе, и я внезапно с пугающей ясностью осознал, что такого огромного пса мне еще видеть не доводилось. Да, насколько я мог судить по моему довольно бедному опыту, ирландские волкодавы, бесспорно, были выше, а бульмастифы, пожалуй, шире в плечах, но по общим габаритам пальма первенства несомненно принадлежала этому устрашающему колоссу по кличке Кланси.

Самая подходящая кличка для сoбаки ирландца, а Джо Муллиген был ирландцем до мозга костей, хотя и прожил в Йоркшире не один десяток лет. Джо привел Кланси на дневной прием, и, увидев, как косматый пес бредет, заполняя собой коридор, я припомнил, с каким солидным благодушием он сносил веселую назойливость собак помельче, когда мы встречались на лугах вокруг Дарроуби. Ну на редкость смирный, дружелюбный пес!

И вот теперь в могучей глотке клокотало зловещее ворчание, словно отдаленная барабанная дробь, раскатывающаяся по подземной пещере. И по мере того, как стетоскоп продвигался между ребрами, ворчание становилось все громче, а губы подергивались над грозными клыками, словно их колебал ветер. Вот тут я и осознал, что не только Кланси — чудовищно крупная собака, но и что я совершенно беззащитен: стою перед ним на коленях и мое правое ухо находится совсем рядом с его пастью.

Я поспешно поднялся с колен и убрал стетоскоп в карман, а пес смерил меня холодным взглядом — искоса, даже не повернув головы. Но в самой его неподвижности таилась наводящая ужас угроза. Вообще-то я не склонен волноваться, когда пациенты огрызаются на меня, но во мне крепла уверенность, что этот огрызаться не будет, а сразу устроит что-нибудь весьма эффектное.

И я слегка отодвинулся.
— Так, какие вы замечали симптомы, мистер Муллиген?
— Что-что? — Джо приставил ладонь к уху. Я вобрал побольше воздуха в грудь и завопил:
— Что с ним такое?

Старик взглянул на меня с полным недоумением из-под козырька аккуратно надетой кепки и потрогал шарф, завязанный поверх кадыка, а из трубки в самом центре его губ поднялись завитки голубого дымка, словно знаки вопроса.

В памяти всплыли подробности былых недомоганий Кланси, и, шагнув к мистеру Муллигену, я во всю мочь крикнул прямо ему в лицо:
— Его рвет?

Ответ не замедлил себя ждать. Джо облегченно улыбнулся и вынул трубку изо рта.
— Да, да, сэр. Выворачивает его. Сильно выворачивает! — Он явно почувствовал под ногами знакомую почву.

Лечение Кланси всегда велось на расстоянии. В самый первый день, когда я приехал в Дарроуби два года назад, Зигфрид сообщил мне, что этот пес — почти эрдель, но ростом с хорошего осла — совершенно здоров, и только его склонность пожирать весь мусор, какой ему попадется, приводила к неизбежным результатам. Через определенные промежутки времени ему прописывалась большая бутылка микстуры из углекислого висмута. Тогда же я узнал, что Кланси завел от скуки обыкновение валить Джо с ног и трепать как крысу. Но хозяин все равно его обожал.

Тут во мне заговорила совесть: когда-нибудь же надо провести полный осмотр. Смерить ему температуру, например. Ну что тут такого? Ухвачу хвост, приподниму и введу термометр в задний проход... Пес повернул голову и посмотрел мне в глаза ничего не выражающим взглядом, и я опять услышал глухой барабанный бой, а верхняя губа чуть вздернулась, обнажив на мгновение белую сверкающую полоску.
— Отлично, мистер Муллиген! — воскликнул я деловито. — Сейчас я дам вам бутылочку микстуры.

В аптеке под рядами бутылей с латинскими названиями и стеклянными притертыми пробками я взболтал микстуру в десятиунцевом флаконе, вдавил в горлышко пробку, приклеил ярлычок и написал обычные указания. Джо с удовлетворенным видом сунул в карман хорошо ему знакомую белую целебную жидкость в столь же привычном сосуде и повернулся к дверям, но тут во мне снова взыграла совесть.
— Приведите его в четверг в два часа, — крикнул я в ухо старику. — И, если можно, не опаздывайте, а то сегодня вы что-то задержались.

Я смотрел, как мистер Муллиген удаляется по улице, а из его трубки вырываются клубы дыма, словно над отходящим от станции паровозом. Позади него вразвалку шагал Кланси, полное воплощение внушительной невозмутимости. Весь в тугих каштановых завитках, он действительно походил на гигантского эрделя.

В четверг, задумчиво прикинул я, в два часа дня... Мы с Хелен, наверное, будем сидеть в кино, как обычно, — ведь вторая половина четверга у меня была свободной.

Утром в пятницу Зигфрид за письменным столом распределял вызовы. Он вырвал из блокнота листок со списком и протянул мне.
— Ну вот, Джеймс. Как раз достаточно, чтобы вы до обеда не слишком бездельничали.

Тут его взгляд скользнул по записям вчерашнего приема, и он обернулся к младшему брату, который, выполняя свою утреннюю обязанность, растапливал камин.
— Тристан, так вчера Джо Муллиген приходил со своим псом, и ты его смотрел? Ну и твое заключение?

Тристан поставил ведро с углем на пол.
— Ну, я прописал ему висмутовую микстурку.
— Я понимаю. Но что ты установил, осматривая пациента?
— А-а! — Тристан задумчиво потер подбородок. — Выглядит он прекрасно. Сущий живчик.
— И это все?
— Да... собственно говоря. Зигфрид обернулся ко мне.
— Ну а вы, Джеймс? Вы же смотрели эту собаку позавчера. И что вы у нее нашли?
— Вопрос довольно сложный, — ответил я. — Пес этот ростом с хорошего слона и вообще какой-то жутковатый. Мне все время чудилось, что он только выжидает удобного случая. А кроме старика Джо, удержать его было бы некому. Боюсь, мне не удалось провести полного обследования, но должен сказать, у меня сложилось то же мнение, что и у Тристана. Сущий живчик.

Зигфрид устало отложил ручку. Ночью судьба нанесла ему один из тех сокрушительных ударов, которые она приберегает специально для ветеринаров: вызов в час ночи, когда он только-только уснул, и вызов в шесть утра, когда он снова только-только уснул. А потому его огневая энергия несколько поугасла.

Он провел рукой по глазам.
— Да смилуется над нами Бог! Вы, Джеймс, дипломированный ветеринарный врач с двухлетним опытом, и ты, Тристан, студент-выпускник, — вы оба сумели обнаружить только одно — что он сущий живчик! Скверно, очень скверно! И вряд ли заслуживает названия клинического диагноза. Когда к нам приводят животное, я жду, что вы запишите его пульс, температуру, частоту дыхания. Проведете аускультацию грудной клетки и пальпацию живота. Откроете ему рот и исследуете зубы, десны и глотку. Проверите состояние кожи. А если потребуется, так возьмете катетером мочу и сделаете ее анализ.
— Хорошо, — сказал я.
— Ладно, — отозвался Тристан.

Мой партнер встал из-за стола.
— Ты снова назначил его на прием?
— Да. Конечно. — Тристан достал из кармана сигареты. — На понедельник. Но ведь мистер Муллиген всегда опаздывает, и я предупредил его, что мы осмотрим собаку вечером у него дома.
— Ах, так! — Зигфрид сделал пометку в блокноте и вдруг вскинул голову. — Но ведь вы с Джеймсом в это время должны быть на собрании молодых фермеров!

Тристан сделал глубокую затяжку.
— Совершенно верно. Для практики очень полезно, чтобы мы почаще встречались с молодыми клиентами.
— Прекрасно, — сказал Зигфрид, направляясь к двери. — Я сам осмотрю собаку.

Утром во вторник я все время ждал, что Зигфрид вот-вот упомянет муллигеновского пса, хотя бы в доказательство того, какую пользу приносит полное клиническое обследование. Но этой темы он не коснулся.

Однако волею судеб, когда я шел через рыночную площадь, мне повстречался мистер Муллиген, которого, естественно, сопровождал Кланси. Я подошел к старику и крикнул ему на ухо:
— Как ваша собака?

Он извлек трубку изо рта и улыбнулся неторопливо и благодушно.
— А хорошо, сэр, очень хорошо. Выворачивает ее помаленьку, но не так чтобы уж слишком.
— Значит, мистер Фарнон ее подлечил?
— Ага! Дал ей еще белой микстурки. Отличное средство, сэр. Отличное!
— Вот и прекрасно, — сказал я. — И пока обследовал Кланси, он ничего плохого не обнаружил?

Джо пососал трубку.
— Да нет. Уж мистер Фарнон свое дело знает. В жизни не видывал, чтоб человек так живо управлялся.
— Что-что?
— Так ведь он только взглянул — и уже во всем разобрался. Три секунды — и конец делу.

Я был сбит с толку.
— Три секунды?
— Да, — категорично заявил мистер Муллиген. — Ни на секундочку больше.
— Поразительно! И как же это было?

Джо выбил трубку о каблук, не спеша вытащил ножик и принялся отпиливать новую заправку от зловеще-черной полосы прессованного табака.
— Так я же вам толкую: мистер Фарнон, он ведь что твоя молния. Вечером забарабанил в дверь и как прыгнет в комнату! (Мне были хорошо известны эти домишки: ни коридорчика, ни даже прихожей — дверь с улицы открывалась прямо в жилую комнату.) Входит, а сам уже градусник вытаскивает. А Кланси, значит, полеживал у огня, ну и вскочил, да и гавкнул маленько.
— Маленько гавкнул, э? — Я прямо-таки увидел, как косматое чудовище взлетает в воздух и лает в лицо Зигфриду — пасть разинута, клыки сверкают.
— Ага! Гавкнул маленько. А мистер Фарнон спрятал градусник в футляр, повернулся и вышел в дверь.
— И ничего не сказал?
— Ни единого словечка. Повернулся, значит, как солдат на параде, и марш-марш за дверь. Вот так-то.

Это походило на правду. Решения Зигфрид умел принимать мгновенно. Я протянул было руку, чтобы погладить Кланси, но что-то в его глазах удержало меня от такой фамильярности.
— Ну я рад, что ему полегчало! — прокричал я.

Старик раскурил трубку с помощью старой латунной зажигалки, выпустил облачко едкого сизого дыма прямо мне в лицо и закрыл чашечку медной крышкой.
— Ага. Мистер Фарнон прислал большую бутылочку белой микстурки, и ему живо полегчало. Да что уж там! — Он улыбнулся благостной улыбкой. — Кланси всегда ж маленько, а выворачивает. Уж он такой.

Более недели пес-великан в Скелдейл-Хаусе не упоминался, но, видимо, профессиональная совесть грызла Зигфрида. Во всяком случае, он как-то днем заглянул в аптеку, где мы с Тристаном занимались делом, ныне отошедшим в область преданий, — изготавливали жаропонижающие микстуры, слабительные порошки, пессарии из борной кислоты — и сказал с величайшей небрежностью:
— Да, кстати! Я послал письмо Джо Муллигену, все-таки я не вполне убежден, что мы исследовали его собаку в надлежащей мере. Вывора... э... рвота, почти наверное, объясняется неразборчивым обжорством, но тем не менее я хотел бы удостовериться в этом точно. А потому я попросил его зайти завтра с собакой между двумя и тремя, когда мы все будем здесь.

Радостных воплей не последовало, и он продолжал:
— Пес этот, пожалуй, в какой-то степени нелегкое животное, а потому нам надо все рассчитать заранее. — Он посмотрел на меня. — Джеймс, когда его приведут, вы будете опекать его сзади, хорошо?
— Хорошо, — ответил я без всякого восторга. Зигфрид впился глазами в брата.
— А тебе, Тристан, поручим голову, договорились?
— Отлично, отлично, — буркнул Тристан, храня непроницаемое выражение. А его брат продолжал:
— Ты покрепче обхвати его обеими руками за шею, а я уже буду готов ввести ему снотворное.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал Тристан.
— Ну вот и чудесно! — Мой партнер потер руки. — Как только я его уколю, остальное будет просто. Я не люблю оставлять что-то невыясненным.

В Дарроуби практика в целом была типично деревенской — лечили мы больше крупных животных, а потому в приемной пациентов обычно бывало немного. Но на следующий день после двух в ней вообще не оказалось никого, и ожидание из-за этого стало почти невыносимым. Мы все трое слонялись из комнаты в комнату, заводили разговоры ни о чем, с подчеркнутым равнодушием поглядывали в окно на улицу, что-то про себя насвистывали. К половине третьего мы окончательно смолкли. Следующие пять минут мы через каждые несколько секунд подносили часы к глазам, и ровно в половине третьего Зигфрид нарушил молчание:
— Черт знает что! Я предупредил Джо, чтобы он пришел до половины третьего, а он даже внимания не обратил. Он вечно опаздывает, по-видимому, добиться от него пунктуальности невозможно. И очень хорошо: ждать дольше у нас времени нет. Нам с вами, Джеймс, пора ехать оперировать жеребенка, а за тобой, Тристан, записана корова Уилсона. Ну, в путь!

До той минуты я был убежден, что в дверях застревают только кинокомики, но тут выяснилось, что мы вполне могли бы с ними соперничать: во всяком случае, в коридор мы вывалились все вместе. Несколько секунд спустя мы были уже во дворе, и Тристан, рыча мотором, унесся прочь в синем облаке выхлопных газов. А мы с Зигфридом лишь чуть медленнее умчались в противоположном направлении.

Когда с улицы Тренгейт мы свернули на рыночную площадь, я обвел ее быстрым взглядом, но мистера Муллигена нигде не обнаружил. Увидели мы его на самом выезде из городка. Он только-только вышел из дома и неторопливо брел по тротуару, окутанный сизым дымом, а Кланси, как обычно, трусил чуть позади.
— Вон он! — воскликнул Зигфрид. — Нет, вы поглядите на него! С такими темпами он доберется до приемной не раньше трех. И никого там не найдет. Но он сам виноват. — Тут он оглянулся на огромного курчавого пса, просто излучавшего здоровье и энергию. — Впрочем, мы просто потратили бы время впустую, обследуя эту псину. Ничем он не болен.

Зигфрид немного помолчал, глубоко задумавшись, а потом повернулся ко мне:
— Сущий живчик, ведь верно?

Самые разные собаки могут оказаться опасными, но Кланси, с его тихой свирепостью, остается для меня единственным в своем роде. Да и Джо Муллиген был по-своему неподражаем. Его любимое словечко прямо-таки въелось мне в память, и по сей день, осматривая собаку с расстройством пищеварения, я с трудом удерживаюсь, чтобы не спросить: «И сильно ее выворачивает?»